Когда на маргинальном «революционно-марксистском» сайте читаешь, что «лихачевы и старовойтовы не убийцы рабочего государства, это просто трупные черви, чей пир, впрочем, уже подходит к концу», это, кажется, можно и проигнорировать. Однако нельзя, потому что именно советская власть все сделала, чтобы накормить Лихачевым червей сначала на Соловках, а после на строительстве Беломорско-Балтийского канала. И не ее вина, что в отношении него этого не случилось.
       «…И с ними дедка Беломор. Удивлен долгожительством проекта. Каналоармеец Д. Лихачев», — написал он мне в 1990-х на пачке «Беломорканала». Он до конца дней не мог забыть речовку одного из соловецких чекистов (бывшего белогвардейца):
       Здесь власть не советская.
       Здесь власть соловецкая.
       Сопли у мертвых
       лизать заставлю…
       Он всю жизнь боролся с мифами, и мифы, как умели, мстили ему за это.
       На Западе Лихачева считали «либеральным националистом», а он полагал (см. его «Заметки о русском»), что Россия взросла на семи ветрах и чем ветра были крепче, тем крепче становилась русская культура.
       Публицист Дмитрий Быков писал к его девяностолетию: «Большинство профессионалов считают, что крупных научных открытий Лихачевым не сделано, говорить о его собственном научном методе нельзя и вообще лучшие свои работы он написал не в качестве исследователя, а в качестве популяризатора» («Русский журнал», 14.08.97).
       А тысячестраничная «Текстология» — это тоже популяризация?
       А лихачевская идея экологии культуры, которая четверть века назад перевернула отношение общества к духовному наследию прошлого и из которой позднее выросла его же идея Декларации прав культуры?
       А лихачевская научная школа с сотнями учеников по всему миру?
       Еще один миф — уверенность, что «Д. С. Лихачев боролся лишь за сохранение культурных ценностей — библиотек, храмов, архитектурных памятников» и «всегда отождествлял патриотизм с преданностью властям». Дескать, Лихачев защищал памятники культуры, но не людей, а в своем отношении к чеченской войне был на стороне федеральных властей. Цитирую:
       «Властям он необходим. Ибо Лихачев — единственный из русских интеллигентов, публично и постоянно удостаиваемых такого звания, кто никак не реагирует на общественную жизнь и никогда ни за кого не вступается, если это угрожает ему хоть тенью конфликта с начальством. Подписывать письма я и сам не любитель. Но высказывать свое отношение к действительности иногда невредно» (тот же «Русский журнал» и тот же автор).
       Публицист солгал. С фамилии Лихачева начинаются подписи под опубликованным в «Известиях» 24 декабря 1994 года письмом Ельцину (после Лихачева свои подписи поставили Олег Басилашвили, Александр Володин, Даниил Гранин, Андрей Петров, Борис Стругацкий и еще несколько менее известных петербуржцев). Приведу это письмо целиком.
       «Господин Президент, 17 декабря мы направили Вам и председателю правительства Черномырдину телеграммы, протестующие против решения о ракетно-бомбовом ударе по Грозному. Мы писали Вам о жертвах среди мирного населения, в этом случае неизбежных. Увы, уже через сутки российские штурмовики бомбили город. Господин Президент! Страна еще не забыла, как в августе 91-го года Вы попросили у россиян прощения за то, что не сумели сберечь жизни трем молодым москвичам — Усову, Комарю и Кричевскому. Помните ли Вы, как отозвались в народном сердце те Ваши слова, и понимаете ли, какую память оставите о себе, если немедленно не остановите нынешнее брато- и детоубийство?».
       А вот под письмом академиков, осудивших своего коллегу Андрея Сахарова и (по просьбе властей) призвавших власть к расправе, Лихачев своей подписи и впрямь не поставил. Как рассказывал мне сам Дмитрий Сергеевич, тем же осенним днем 1975 года, когда он вышел из своей квартиры, на лестничной площадке его встретил коренастый незнакомый человек с явно наклеенными усами и в надвинутой на глаза спортивной шапочке:
       — Вы Лихачев Дмитрий Сергеевич?
       — Да.
       Последовал удар в солнечное сплетение.
       Лихачев успел прикрыться рукой (у него была язва желудка, и больное место потребовало защиты быстрее, чем долетел кулак).
       Незнакомец ударил второй раз. Уже в область сердца. Спасло то, что в нагрудном кармане нового пальто академика оказалась рукопись доклада по «Слову о полку…».
       Видя, что жертва почему-то продолжает стоять, визитер отпрянул и вдруг с криком бросился вниз по лестнице.
       Академик отправился на доклад. (Он не знал, что у него сломано ребро.) И понял, в чем дело, когда при его появлении у присутствовавшего на докладе обкомовского чиновника в буквальном смысле слова отвисла челюсть.
       Вскоре квартиру Лихачева ночью попытались поджечь: через шланг в замочную скважину лили какой-то раствор, но он вытекал обратно и только расплавил резиновый коврик. Поджигатели попытались отжать дверь фомкой, но завывшая сирена местной сигнализации заставила бросить и шланги, и канистру.
       В милиции потом сказали, что состав жидкости определить не удалось, а канистру уже уничтожили и, приводя подъезд в порядок, отпечатки пальцев со стен и с двери смыли. А дама-следователь через несколько дней задушевно посоветовала: «И не ищите».
       На третью попытку челядь «второго Романова» не отважилась.
       
       Что надо было делать в 1980-х, когда власти что-то сносили или закрывали, знал на советском пространстве каждый музейщик и библиотекарь. Сотни написанных и подписанных Лихачевым писем протеста и спасли культурное достояние России.
       Но то, что и эта работа академика не пропала, мы поняли, когда власти объявили, что прямо против Смольного собора вознесется небоскреб «Газпрома».
       По Питеру пошел гулять стишок режиссера Николая Беляка:
       «Газпром» торчит довольный:
       Плевать ему на Смольный.
       Чиновники поняли критику низов по-своему: презентацию проекта самой большой из газпромовских вышек Алексей Миллер проводил уже вместе с губернатором Валентиной Матвиенко. Тогда и стало понятно, почему не было услышано предложение почетных граждан Петербурга назвать именем Лихачева безымянную набережную напротив Пушкинского Дома. Ее спешно окрестили набережной Европы (хотя незадолго до этого, на трехсотлетии Питера, российский президент приветствовал мировых лидеров «здесь, в городе Пушкина, Достоевского и Лихачева»).
       И не надо думать, что чиновники такие дураки, что не умеют просчитывать свои действия вперед на два хода. Все логично: они не хуже нас помнят, что в середине 90-х именно решительный протест Лихачева похоронил проект 140-метрового небоскреба «Петр Великий» (при Собчаке строительная компания «XX трест» хотела поставить его на Васильевском острове, в устье Смоленки).
       Нескольких фраз Лихачева о необходимости охраны «небесных линий» Петербурга оказалось достаточно. Чиновники струсили и потому довольствовались малым — двумя миллионами долларов, выделенными из бюджета на это строительство. (Уголовное дело, возбужденное по факту хищения в особо крупных размерах, было, разумеется, вскоре прекращено, а глава треста срочно рекрутировался в депутаты.)
       За десятилетие высотные амбиции новой власти выросли в два раза, а аппетит — в тысячу. Башня «Газпрома» — это трехсотметровая вышка и уже 2 миллиарда долларов. А если коррупция растет со скоростью раковых метастазов, то это смертельный диагноз. Но не городу, который повел себя адекватно: протестовали Михаил Пиотровский, которого тут же наказали, раскрутив по всем телеканалам прошлогодний сюжет с эрмитажными кражами; Союз архитекторов, игнорировавший саму идею «конкурса» газпромовской вышки; протестуют — и будут протестовать! — митьки, журналисты, просто горожане и просто граждане.
       Путинской элите есть что терять, и столетний юбилей Лихачева уже продемонстрировал, что она это понимает. Помимо громких арестов в ближайшем окружении министра Зурабова эта осень ознаменовалась и не попавшим в прессу подковерным событием: сегодня по неформальным каналам большие люди из Кремля и с Лубянки выходят на питерских неформалов: мол, поддержите акциями, мы ведь тоже против башни Миллера.
       Неформалы поначалу смутились, а после отмахнулись, ведь градус противостояния поднялся до критической отметки и зашкалил за пределами неполиткорректности: даже осторожный в высказываниях бывший руководитель Комитета по защите архитектурных памятников города Никита Явейн, автор открытого Путиным в 2003 году Ладожского вокзала Санкт-Петербурга, заявил: мол, если они это построят, «самое лучшее будет самим позвать террористов, чтобы те его взорвали».
       А тут еще издевательская альтернативная выставка проектов «реконструкции Петербурга» и предложение Интерьерного театра надеть на купола Смольного противогазы.
       
       Почему же такая, казалось бы, наивная и несерьезная идея Лихачева о защите «небесных линий Петербурга» в конце прошлого столетия оказалась сильнее правительства Собчака? И почему она и сегодня мощнее силовой машины и весомее всех коррупционных ее миллиардов?
       Да потому, что идея экологии культуры для интеллигенции стала русской национальной идеей еще тогда, когда Анатолий Собчак читал лекции на юрфаке ЛГУ нынешнему президенту России.
       От Лихачева ждали формулировки «национальной идеи» (голубая мечта чиновника), а он в двадцатых начал с «Космической академии наук» (за это и поехал на Соловки), а потом с выпущенной в первый год ленинградской блокады брошюры о защите древнерусских городов (ее раздавали идущим на фронт командирам), академического комментария к «Слову о полку Игореве» и многотомного издания памятников древнерусской литературы. А закончил пятитомной «Энциклопедией «Слова о полку Игореве» и проектом Декларации прав культуры.
       Он полагал, что Декларация прав человека в XXI веке права человека в одиночку уже не защитит.
       Но идеи этого мыслителя и интеллигента смогут защитить будущее России лишь в том случае, если мы не отдадим их на растерзание и чиновникам, и просто дуракам.
       
       Андрей ЧЕРНОВ,
       один из учеников Д. С. Лихачева, Санкт-Петербург
       
http://2006.novayagazeta.ru/nomer/2006/ … -s37.shtml