<Скрытый текст>
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Наталья, вот, после того как прошло уже несколько дней и первая реакция была услышана, увидена, прочитана, вы можете сейчас самой себе сказать, вот, вы жалеете о том, что выступили тогда с заявлением?
Н.ВАСИЛЬЕВА: В какой-то степени, наверное, задело Виктора Николаевича. А то, что я сказала правду, я не жалею.
И.ВОРОБЬЕВА: После того интервью многое осталось, скажем так, непонятным и, честно говоря, нам осталась непонятной ваша мотивация. Вы сами пошли на это интервью?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да. Об этом никто не знал – я это сделала сама по внутренним убеждениям.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А почему именно сейчас? Дело Ходорковского, процесс Ходорковского длился давно.
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я очень долго с собой боролась и поняла, что я не смогу с этим жить. Я высказала свою гражданскую позицию. Я хочу, чтобы люди знали правду.
И.ВОРОБЬЕВА: Скажите, как вы реагируете? Наверняка, читаете в интернете, в газетах, слышите о том, что... Ну, разные обвинения в ваш адрес звучат, вплоть до того, что вам могли заплатить денег и так далее, и так далее. Как вы на это реагируете?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Мне неприятно, мне тяжело. Денег мне никто не платил. Это абсолютная чушь и глупость.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вы считаете нужным как-то ответить на эти обвинения? Или у вас сейчас другие цели? Если да, то какие?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я, наверное, не буду отвечать на эти обвинения – они сами собой рассыпятся. А цели... Мне сложно сейчас о целях говорить, потому что мне очень тяжело.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, а вы когда шли на это интервью, говорите, что вы хотели высказать свою гражданскую позицию. Это была ваша главная цель? Вы можете сказать, что, вот, то, что я хотела сделать, я сделала? Или это только начало и вы что-то хотите еще сделать?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да, я высказала свою гражданскую позицию и я хотела, чтобы доброе имя Данилкина не поливали грязью. Потому что во многих вещах он не виноват.
И.ВОРОБЬЕВА: Скажите, после того как вышло интервью, вы разговаривали с судьей Данилкиным, с Виктором Николаевичем?
Н.ВАСИЛЬЕВА: После – нет. До того как оно вышло. То есть я дала интервью, приехала на работу и пришла в кабинет к Виктору Николаевичу и сказала, что я дала интервью в вашу защиту. Он сказал: «Ну, дала и дала. Я же не знаю, о чем ты там сказала». Все, после этого я уехала. А потом оно уже, наверное, вышло.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть он спокойно очень отреагировал на то, что вы пошли на контакт с прессой и ваше интервью было посвящено конкретному судье, вашему начальнику?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Ну, тогда, когда я ему это объясняла, то да. Он же сказал, что ничего не знает.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А после того как вышло интервью, никто не пытался из ваших коллег, может быть, от имени Виктора Данилкина выйти с вами на связь, как-то что-то сказать, передать, посоветовать?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Может быть, пытались. Я первые 2 дня старалась не брать трубку – мне было крайне сложно. Поэтому я не могу сказать, кто звонил, кто не звонил.
И.ВОРОБЬЕВА: Наталья, вы говорите уже не первый раз, что вам сложно и тяжело. В чем основная сложность и, собственно, почему вам так тяжело?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не ожидала такой реакции. Потом я не публичный человек, мне сложно справиться с тем, что сейчас происходит.
И.ВОРОБЬЕВА: Реакции от кого не ожидали такой?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Вот, от СМИ, от всех. От того, что сейчас происходит.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А реакция самого Данилкина – она вас не удивила?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не думаю, что это реакция самого Данилкина. Я думаю, что это навязано ему Мосгорсудом, пресс-службой. Может быть, и выше.
И.ВОРОБЬЕВА: Складывается такое впечатление, что вы очень высокого мнения о Викторе Данилкине. Ну, судя по тому, что вы говорите, что это даже не его слова. Какой он на самом деле? Ведь, мы же знаем о нем только то, что он судья по делу Ходорковского. Какой он?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Как человек, он очень интересный, веселый, улыбчивый, когда не касается дела Ходорковского разговор. Порядочный, умный, грамотный, интересный очень человек.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А раньше не было никогда таких ситуаций, что на него оказывается давление? Сейчас, вот, если мы не говорим о деле Ходорковского. По другим делам, что на него оказывается такое сильное давление, что ему пытаются диктовать что-то?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не могу ответить на этот вопрос в связи с тем, что я работаю с судьей чуть больше полутора лет, и дело Ходорковского уже было, поэтому в других процессах с ним я не участвовала, не общалась со СМИ. То есть я видела только процесс Ходорковского и больше ничего.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот эти разговоры о том, что вас могут обвинить в клевете, вы считаете, что это не позиция самого Данилкина, а навязанная кем-то. И тем не менее, такая угроза существует. Насколько, по-вашему, реально то, что на вас подадут в суд на клевету? И если да, то готовы ли вы судиться?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я думаю, что в нашем государстве все реально, а судиться мне придется, потому что я сказала правду.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вас сейчас поддерживает в первую очередь кто?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Ассоциация АГОРА, мои родственники.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А представители Михаила Ходорковского, адвокаты как-то с вами связывались?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Нет. Я не знаю этих людей, никогда с ними не общалась, кроме того как когда они приходили в суд. «Здравствуйте», «До свидания» и все. То есть я никого из защиты Ходорковского не знаю.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Если бы они к вам обратились, вы бы стали с ними контактировать как-то? Или в этой ситуации вы считаете, что это, ну, не знаю там, способ как-то вас скомпрометировать?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Вы знаете, я не думала на этот счет. Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что я как-то не задумывалась об этом.
И.ВОРОБЬЕВА: Наталья, скажите, вообще как изменилась ваша жизнь после публикации этого интервью? Вот, вообще вся ваша жизнь – она как изменилась? Что в ней стало совсем по-другому?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Все абсолютно. Во-первых, мне очень тяжело, потому что я не ожидала всего этого. Мне тяжело, потому что такое большое внимание. И я, наверное, невольно как-то навредила Виктору Николаевичу, и еще от этого мне тяжело. Чисто эмоционально я очень подавлена.
И.ВОРОБЬЕВА: Ну, вот, именно в вашей жизни? Не знаю, я слышала вот это, вам тяжело и вы, как бы, понимаете, не ожидали. Что там изменилось в вас? То есть вы не подходите больше к телефону, например, вы не общаетесь с друзьями, там, вы скрываетесь?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Нет, я не скрываюсь, я отвечаю сейчас уже на телефонные звонки. Никуда не скрываюсь, сижу в Москве. То есть я живу у себя дома. Вот так, наверное. Больше никак, никуда я не убежала.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Скажите, а, вот, были сообщения о том, что пытаются провести какие-то проверки вашего мужа, что приходили к родителям, пытались что-то выяснить люди в штатском. Как вы на это реагируете и как вы пытаетесь защититься от этого?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Эти сообщения соответствуют действительности. Все, действительно, было так, как было дано в СМИ. Защититься? Меня защищает АГОРА. Сама я как могу защититься? Никак.
И.ВОРОБЬЕВА: Расскажите поподробнее, что это за вот эти приходы каких-то сотрудников, как это все было? Как вы об этом узнавали? Как муж реагирует?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Просто позвонил папа моего мужа и сказал, что, вот, приходили люди. Они не представились, были в штатском, требовали информацию о тебе. И так как они были в штатском, не предоставили никаких документов, информацию они никакую не получили. Вот такие были.
И.ВОРОБЬЕВА: Кто ваш муж?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Мой муж? Вам нужно как зовут?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет-нет, кем он работает, в какой области?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Он сейчас не работает, он уволился из ГУВД в апреле этого года.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А как он отреагировал на вот эту ситуацию с публикацией интервью?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Отреагировал?.. Он не отговаривал меня, но он не в восторге был от того, что я хотела сделать. Он сказал, что я тебя понимаю и буду поддерживать. Но я думаю, что меня многие не поняли.
И.ВОРОБЬЕВА: Многие из кого? Из ваших близких?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да. И из близких, и вообще. Судя по тому, что происходит в интернете, я думаю, что многие не понимают.
И.ВОРОБЬЕВА: Прошу прощения, действительно, непонятно, правда. Даже нам, журналистам непонятна ваша мотивация до сих пор. Я понимаю, вы отвечаете на этот вопрос, вы говорите о гражданской позиции. Но, понимаете, для всех это шок, потому что, ну, это сотрудник суда, который не первый день, не первый месяц там работает, и неожиданно вот так. Вот, объясните, пожалуйста, как вы прошли этот путь до момента, как вы решили дать интервью?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я думаю, что это крик души, понимаете? Это когда ты видишь, что ложь, когда начинаешь понимать со временем после долгих метаний, что с этим жить невозможно, приходишь к такому выводу.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но это появилось когда? Когда там вешалась табличка на дверях Хамовнического суда о том, что дата вынесения приговора переносится? Или еще раньше? Или когда вы поняли, что вам необходимо как-то объясняться с журналистами и что-то им говорить?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Это, наверное, появилось уже после вынесения приговора, понимание того, что так нельзя. А то, что происходит давление, это было с самого начала понятно. И просто я надеялась, что Виктор Николаевич выйдет как-то достойно из этой ситуации.
И.ВОРОБЬЕВА: Вышел, как считаете?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не знаю.
И.ВОРОБЬЕВА: Но вы же не просто со стороны. Можете оценить, как в итоге для него все сложилось?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я думаю, что, судя по тому, что я сделала, наверное, не очень хорошо.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вот за эти дни вы как-то общались со своими коллегами, знакомыми из Хамовнического суда?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Нет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Потому что вы не хотите? Или потому что они сами с вами не общаются?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Первые дни я просто не подходила к телефону, не было у меня сил для этого. А сейчас просто мне не звонят.
И.ВОРОБЬЕВА: Но в те дни звонили?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не знаю, звонили или нет, не могу утверждать, потому что я даже не трогала ничего, ни телефона никакого.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Официально вы сейчас в отпуске?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Когда вы из него выходите и как вы думаете, как вас встретят на работе?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Ну, выхожу 18 марта. Сложно сказать. Судя по тому, что произошло, вряд ли меня поняли, потому что... Наверное, это неприемлемо для внутренней организации суда.
И.ВОРОБЬЕВА: Но вы пойдете на работу.
Н.ВАСИЛЬЕВА: Мне придется.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы вернетесь и вы планируете сразу в тот же день или на следующий день писать заявление с просьбой уволить вас по собственному желанию? Или вы хотите продолжить работать в Хамовническом суде?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не думала еще на этот счет, у меня просто не хватает душевных сил об этом думать пока. Не могу ответить на этот вопрос.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: О чем вы сейчас думаете? Вот, что вас занимает сейчас больше всего?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Мне бы очень хотелось, чтобы Виктор Николаевич вышел достойно из этой ситуации. Мне бы очень хотелось, чтобы люди знали правду. И еще мне бы очень хотелось, чтобы люди знали, что я, действительно, сказала правду и что я не лгунья. И я никого не пыталась оклеветать.
И.ВОРОБЬЕВА: Ну, вы пытались защитить.
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да, я пыталась защитить.
И.ВОРОБЬЕВА: Почему вы выбрали это издание? Как вы, сами пришли или там контакты какие-то у вас были? Просто как это все происходило?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Ну, это произошло случайно. Просто в связи с тем, что я работала со СМИ, у меня просто были телефоны, и я взяла первый попавшийся телефон. Я никогда никого из СМИ не выделяла и для меня не был кто-то лучше, кто-то хуже. Просто случайно и все.
И.ВОРОБЬЕВА: Вы позвонили и вы сказали, что вы хотите дать интервью?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да.
И.ВОРОБЬЕВА: Что было дальше?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Дальше я испугалась. Вернее, ну, наверное, какое-то такое состояние у меня было, еще не было четкого определения. А потом просто мне позвонили через какое-то время, я сказала «Я подумаю». Потом я уже поняла, что так нельзя дальше и согласилась.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть если бы у вас была возможность все изменить и не давать этого интервью, вы бы ничего не поменяли? Вы бы сделали все так же, как уже сделали?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да. Я бы сказала то, что я сказала.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Даже зная – и вы сами признаете – что, скорее всего, это интервью навредило начальнику, которого вы хотели защитить?
Н.ВАСИЛЬЕВА: В тот момент я об этом не думала и мне сейчас тяжело ответить на этот вопрос.
И.ВОРОБЬЕВА: Просто, понимаете, вы так говорите, что, наверное, вы навредили судье Данилкину. То есть у вас нет ощущения, что в итоге вы его защитили?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Наверное, об этом можно будет судить по прошествии какого-то времени. Сейчас сложно об этом сказать. Но я очень хотела его защитить, я хотела защитить его доброе имя.
И.ВОРОБЬЕВА: Вы ждали такую реакцию Мосгорсуда, которая последовала?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я примерно предполагала. Я еще не знаю, как все будет дальше развиваться. Ну да, судя по тому, что происходит, да, я, наверное, ждала такой реакции.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А реакция СМИ для вас стала неожиданностью?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не думала, что будет такой объем, такой шквал. В какой-то степени да, неожиданностью. И я не думала, что настолько это будет громко.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас как вы выстраиваете свое общение с прессой? Для вас важно оставаться все время на виду, давать как можно больше интервью? Или вы предпочитаете, все-таки, ограничивать общение с журналистами?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не публичный человек, мне сложно. Поэтому мне хочется ограничивать общение с журналистами и я стараюсь переключать журналистов на ассоциацию АГОРА, которая меня защищает.
И.ВОРОБЬЕВА: Да, представители ассоциации АГОРА были у нас в эфире и рассказывали нам про вас. Вот, по поводу того, что приходили, спрашивали про мужа. Вы боитесь?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да, боюсь. Да, это неприятно.
И.ВОРОБЬЕВА: Чего боитесь?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Всего, наверное. Я не знаю, чего может быть, поэтому...
И.ВОРОБЬЕВА: Наталья, такой вопрос у меня довольно странный, как вы относитесь к Ходорковскому?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Как к обычному человеку. У меня к нему нет ни неприязни, ни любви. Я уважаю просто его как обычного гражданина и все.
И.ВОРОБЬЕВА: Если бы это было не дело Ходорковского, а какое-то другое, вы все равно пошли бы с интервью?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да. Ходорковский ко мне не имеет никакого отношения и я к нему тоже.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: У вас есть дети?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы не хотите отправить их куда-нибудь из города хотя бы, если не из страны?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Нет, не хочу. Я хочу, чтобы мой ребенок был рядом со мной.
И.ВОРОБЬЕВА: То есть, ну, вы же понимаете, вопрос о том... Понятно, что за себя вы боитесь – это вы уже ответили. За свою семью.
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да, боюсь за свою семью.
И.ВОРОБЬЕВА: Кто кроме АГОРА вам помогает сейчас?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Никто. Только АГОРА.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы считаете, что этого достаточно? Потому что в Москве работают и европейские правозащитники. Вообще, очень много правозащитных организаций, которые внимательно очень следят за вашей судьбой и которые с самого начала сказали, что они за вас очень беспокоятся и готовы вам помогать.
Н.ВАСИЛЬЕВА: Вы знаете, я не обращалась никуда и ассоциация АГОРА сама вышла на меня и предложила мне свою помощь. В тот момент когда я давала интервью, я вообще об этом не думала и не представляла, что должна быть какая-то защита.
И.ВОРОБЬЕВА: Почему вы так удивились реакции СМИ? То есть вы же должны были понимать, что это дико скандальное интервью, это очень резонансное дело и то, что вы говорите, это настоящий скандал. Почему вас так удивила реакция СМИ в таком широком резонансе?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я думала, что это дело замнут и как-то это будет, ну, не так громко, как это происходит сейчас. Я думала, что да, это выйдет, это будет небольшой такой рассказ, который постараются спрятать и все. Мне так казалось.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Скажите, если бы у вас появилась возможность задать вопрос Данилкину. Насколько я понимаю, что у нас...
И.ВОРОБЬЕВА: Возможно будет.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Может быть, появится такая возможность. Что бы вы спросили? Какой бы вы задали ему вопрос?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не готова ответить на этот вопрос, я об этом не думала.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы бы вообще хотели бы с ним поговорить? Пусть, там, не через прессу или, наоборот, через прессу, или вы бы хотели поговорить с ним один на один без свидетелей?
- Сложно отвечать.
И.ВОРОБЬЕВА: Мы поняли, да. Если вам сложно отвечать, вы просто говорите, что вы не можете отвечать на этот вопрос. Я понимаю. Просто когда со стороны мы видим такую ситуацию, когда вы говорите, что вы просто хотели защитить имя человека, то всегда очень интересно, как дальше развивается. То есть, может быть, это не слова Данилкина были.
Н.ВАСИЛЬЕВА: Очень может быть.
И.ВОРОБЬЕВА: Да? Вы сами об этом говорите, что, может быть, это не его слова были. Но, вот, какая-то первая реакция в его адрес, ведь, она была же, наверняка? Вы расстроились, вам стало обидно, вы разозлились?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Нет, я не разозлилась, я примерно предполагала, что будет оказано давление и что очень может быть, что это не его слова. Конечно, мне было неприятно. Но зная как все это происходит, я предполагала.
И.ВОРОБЬЕВА: А знаете, Наталья, вы – один из тех людей, которые, ну, есть такая фраза расхожая «наутро проснулся знаменитым». Судя по вам, вас это очень тяготит.
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да.
И.ВОРОБЬЕВА: Вот, когда вы общались с журналистами в первом интервью, вы все сказали, что хотели? Или, может быть, осталось что-то, чего вы?..
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я не могу ответить на этот вопрос.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Скажите, вот, все-таки, не все вас обвиняют в том, что вы солгали и что вам заплатили. Есть люди, которые готовы под присягой подтверждать ваши слова, в том числе журналистка «Новой газеты» Вера Челищева. Вот это проявление поддержки. Вы готовы идти дальше вместе с этими людьми, которые могут в том числе в суде подтвердить ваши слова?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да, я готова идти дальше и мне было очень приятно, что Вера Челищева меня поддержала. Потому что она, действительно, сказала правду. И мне было очень приятно.
И.ВОРОБЬЕВА: У вас есть надежда, что вас поступок что-то сдвинет в этой системе?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да. Если бы не было надежды, я бы этого не сделала. Одна журналистка из тех, которые приходили на дело Ходорковского, как-то увидела мое состояние. Заходила в кабинет за документами. Нужно было ей отдать какие-то документы на аккредитацию, она хотела уточнить, подписано, не подписано (ну, какие-то такие рабочие моменты) и она увидела мое состояние. Я уже тогда, мне было уже очень тяжело. И она мне тогда сказала такую фразу, что «в этой стране нужно жить с надеждой на будущее с улучшением этого будущего, а чтобы оно улучшилось, нужно что-то делать». И как-то это у меня отложилось, наверное. Поэтому я еще пошла на это.
И.ВОРОБЬЕВА: Другие сотрудники Хамовнического суда – они видели же состояние Данилкина в том числе?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Да.
И.ВОРОБЬЕВА: Какова их реакция была на его состояние, особенно когда вы говорили, что ему было плохо с сердцем.
Н.ВАСИЛЬЕВА: Все сочувствовали ему, все понимали, в какую ситуацию он попал.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но это, вообще, являлось темой для обсуждения? Или в стенах Хамовнического суда не принято было обсуждать это как-то, не знаю, между собой? Сотрудниками?
Н.ВАСИЛЬЕВА: В открытую так это не обсуждалось. Ну, как-то так полунамеками, полуфразами. И то не все и не со всеми.
И.ВОРОБЬЕВА: Хочется понять, что вы будете делать дальше? То есть первое вот это ваше состояние сейчас – оно же пройдет, мы надеемся, да?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я надеюсь.
И.ВОРОБЬЕВА: Что дальше вы будете делать до выхода из отпуска? Вот, вы там планируете как-то общаться еще с кем-то или, там, пытаться узнать, что вас ждет или еще что-то? Вы как планируете? Или, может быть, вы просто уедете в отпуск, на самом деле?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Вы знаете, мне не хватает сил об этом подумать сейчас, на данном этапе. Я не знаю, что будет завтра, поэтому не могу ответить.
И.ВОРОБЬЕВА: А что первое вам сказал муж, когда понял, что вы сделали?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Ну, он сказал, что «это твое решение. Конечно, страшно так поступать, живя в этой стране. Но я твой муж и я буду тебя поддерживать».
И.ВОРОБЬЕВА: Вы не хотите что-нибудь сказать, может быть, через нас либо господину Данилкину, либо, может быть, другим сотрудникам других судов российских?
Н.ВАСИЛЬЕВА: Я хочу, чтобы Виктор Николаевич понял меня, что я хотела, чтобы его доброе имя не пачкали. И мне очень хочется, чтобы он понял, что я это сделала искренне, что я хотела, чтобы все встало на свои места. И мне хочется, чтобы он нашел силы в себе и рассказал людям обо всем. Я хочу поблагодарить всех, кто меня поддержал, я не ожидала, что меня будут поддерживать. Я искренне благодарна тем людям, кто меня, действительно, понял.
