Владимир Маяковский


   
НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ, БЫВШЕЕ С
ВЛАДИМИРОМ МАЯКОВСКИМ ЛЕТОМ НА ДАЧЕ
(Пушкино. Акулова гора, дача Румянцева,
27 верст по Ярославской жел. дор.)

В сто сорок солнц закат пылал,
в июль катилось лето,
была жара,
жара плыла -
на даче было это.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
а низ горы -
деревней был,
кривился крыш корою.
А за деревнею -
дыра,
и в ту дыру, наверно,
спускалось солнце каждый раз,
медленно и верно.
А завтра
снова
мир залить
вставало солнце ало.
И день за днем
ужасно злить
меня
вот это
стало.
И так однажды разозлясь,
что в страхе все поблекло,
в упор я крикнул солнцу:
"Слазь!
довольно шляться в пекло!"
Я крикнул солнцу:
"Дармоед!
занежен в облака ты,
а тут - не знай ни зим, ни лет,
сиди, рисуй плакаты!"
Я крикнул солнцу:
"Погоди!
послушай, златолобо,
чем так,
без дела заходить,
ко мне
на чай зашло бы!"
Что я наделал!
Я погиб!
Ко мне,
по доброй воле,
само,
раскинув луч-шаги,
шагает солнце в поле.
Хочу испуг не показать -
и ретируюсь задом.
Уже в саду его глаза.
Уже проходит садом.
В окошки,
в двери,
в щель войдя,
валилась солнца масса,
ввалилось;
дух переведя,
заговорило басом:
"Гоню обратно я огни
впервые с сотворенья.
Ты звал меня?
Чаи гони,
гони, поэт, варенье!"
Слеза из глаз у самого -
жара с ума сводила,
но я ему -
на самовар:
"Ну что ж,
садись, светило!"
Черт дернул дерзости мои
орать ему,-
сконфужен,
я сел на уголок скамьи,
боюсь - не вышло б хуже!
Но странная из солнца ясь
струилась,-
и степенность
забыв,
сижу, разговорясь
с светилом
постепенно.
Про то,
про это говорю,
что-де заела Роста,
а солнце:
"Ладно,
не горюй,
смотри на вещи просто!
А мне, ты думаешь,
светить
легко.
- Поди, попробуй! -
А вот идешь -
взялось идти,
идешь - и светишь в оба!"
Болтали так до темноты -
до бывшей ночи то есть.
Какая тьма уж тут?
На "ты"
мы с ним, совсем освоясь.
И скоро,
дружбы не тая,
бью по плечу его я.
А солнце тоже:
"Ты да я,
нас, товарищ, двое!
Пойдем, поэт,
взорим,
вспоем
у мира в сером хламе.
Я буду солнце лить свое,
а ты - свое,
стихами".
Стена теней,
ночей тюрьма
под солнц двустволкой пала.
Стихов и света кутерьма
сияй во что попало!
Устанет то,
и хочет ночь
прилечь,
тупая сонница.
Вдруг - я
во всю светаю мочь -
и снова день трезвонится.
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить -
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой
и солнца!
1920

а я недавно наткнулась на вещь товарища Панюшкина, меня цепануло.
не гениально, но имеет место быть

На смерть проекта

Погиб проект, едва начавшись,
Прощайте, Вася, Михаил.
Ушел поэт, не накричавшись,
Бег мысли приостановил.

Погиб проект, к чему терзанья?
В свободном творчестве -- дыра.
И совершила обрезанье
Своя же, так сказать, сестра.

Не мерзкое движенье Наши,
Не гнусная Роскомпечать --
Девчонки Вера и Наташа
Отредактировали, блядь!

Там, где тряслися Пиренеи,
Теперь лишь воет Интернет.
Нельзя было убить больнее,
Пиздец всему -- проекта нет.

От Нарьянмара и до Кушки
Рыдает весь честной народ:
Никто гражданские частушки
Народу больше не споёт.

И всё теперь -- в безмолвной жути
Замрет великая страна,
Сменится власть, вернётся Путин...
Зачем вы, девки? Нахрена!?

Тунгус, калмык и ныне дикий
Чеченец -- всё! спасенья нет! --
Не будет знать, что Дима Быков
В России -- больше, чем поэт.

И лампа не горит.
И врут календари.
И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори.
Любой обманчив звук.
Страшнее тишина.
Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина.
И черный кабинет.
И ждет в стволе патрон.
Так тихо, что я слышу, как идет на глубине вагон метро.

На площади полки.
Темно в конце строки.
И в телефонной трубке, эти много лет спустя, одни гудки.
И где-то хлопнет дверь.
И дрогнут провода.
«Привет!»
Мы будем счастливы теперь и навсегда.
«Привет!»
Мы будем счастливы теперь и навсегда.

Я очень люблю стихи. У меня несколько "самых-самых", среди которых трудно выбрать одно.
1: Ф.И. Тютчев "Silentium"
2: Ф.И. Тютчев "О, как убийственно мы любим!.."
3: А. Ахматова "Мой милый, что тебе я сделала?.."
4: Э. Асадов "Падает, падает снег..."
5: М. Цветаева "Мне нравится"
6: И. Бродский перевод "Похоронный блюз" Уистена Хью Одена
7: В. Маяковский "Лиличка! Вместо письма"
и еще несколько. Тут приведу №2:)

О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя...
Год не прошел - спроси и сведай,
Что уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горячей влагою своей.
Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебны взоры, речи
И смех младенческо-живой?
И что ж теперь? И где ж все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!


Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья...
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло...
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья,
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль злую, боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим!
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..

И №6:

Часы останови, забудь про телефон,
и Бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Укрой чехлом рояль. под барабана дробь
и всхлипыванье, пусть теперь выносят гроб!

Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
начертит в небесах: "Он мёртв", над головой.
Пусть лебедь в бабочку, из крепа спрячет грусть.
Регулировщики в перчатках чёрных пусть.

Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток, 
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.

Все звёзды погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.

Исправлено OrangeHappiness (18.04.11 20:33)

sanek123, я тоже, ага.

Несколько моих любимых:

***
время: 8:59 am.
до утра фейерверков треск
то там, то здесь.
эхо праздника мечется по голым дворам столицы.
не спится не спится
если получается прикорнуть - ничего не снится!
подумалось: когда в руках синица,
то ей хочется любить эти руки и с ними слиться,
даже если они тянутся к журавлю.
а ты чувствуешь, как я тебя люблю?
первое утро из трёхсотшестидесятишести -
давай проведем его, незаметно другим ласкаясь
под пьяцоллу и мятный бэйлис? давай смотреть из окна, как, бессильно скалясь,
январь не может зиму осеменить: вот стих
ветер, вот щербины асфальтовые стали темнее,
заострились углы всех пересекающихся прямых
в ожидании снега... давай устроим театр теней и
станем тенями друг друга? посуду бы перемыть
после ночного пира; выкинуть конфетти;
целуясь все время, доесть вчерашнее, в холодильник засунув лица.
и пусть оно длится длится длится
это первое утро из трехсотшестидесятишести. (с)Яшка Казанова

***
Люблю тебя сейчас
Не тайно - напоказ.
Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.
В прошедшем "я любил" -
Печальнее могил, -
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
"Я вас любил, любовь еще, быть может..."
Так говорят о брошенном, отцветшем -
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к "я люблю".

Люблю тебя теперь
Без мер и без потерь,
Мой век стоит сейчас -
Я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь
К тебе - хоть обезглавь! -
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после "я люблю" добавил я, что "буду".
Есть горечь в этом "буду", как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина -
Сомненье в том, что "я люблю" - сейчас.

Смотрю французский сон
С обилием времен,
Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я языковому.
Ах, разность в языках!
Не положенье - крах.
Но выход мы вдвоем поищем и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах -
И в будущем, и в прошлом настоящем!..(с)Высоцкий
наблюдаю людей, и мне кажется, деньги - это
большинством из них согласованый символ счастья:
телефон мобилен, диету устроят к лету! 
у меня тоска разрывает нутро на части.
антилопа колотит копыцем по стойке бара,
превращая в купюры каждый удар подковой.
а мне хочется просто: край света, закат, хибара,
ты во сне улыбаешься, что-то бурчишь... какого
нам с тобой ещё нужно богатства? каких скольжений
по перилам, обтертым задами, карьерных лестниц?
разве это нас радует, милая? неужели
всё задумано именно так изначально, и блеск ницц,
монте-карлов, лас-вегасов может быть нам нужнее
блеска глаз? полный бред! я устала от этой паствы
в ямамото, от пастыря в дольче, от гуччи в небе
и от тех, конечно, кто выдумал загранпаспорт. (с)Яшка Казанова
***
Залезть бы под одеяло, забраться под одеяло и жить там, под одеялом, пока из-под одеяла не выманит что-то злое, похожее на будильник.
И из-под пододеяла вещать про большое лето, про солнечность и про то, что в моем под-пододеяле все так хорошо, но все же никто не заходит в гости.
Под теплым пододеялом есть пара любимых книжек, немножко еды и даже ключи и зубная щетка, поскольку никто не знает, как долго оно продлится.
А длится пододеяло, бывает, что пару метров, бывает, что много больше, с забора и до обеда, от стенки и до июня, от школы до Будапешта.
Да, кстати, под одеялом почти что хватает места, чтоб прыгать, пинать баклуши, играть на продольной флейте, курить и ходить по крыше, шептать и плести косички.
Леса под пододеялом построены сплошь из сосен, олени съедают ягель, брусника румянит щеки, по просекам скачут зайцы и изредка бродят лисы.
На небе пододеяла рассыпаны горстью звезды, блестящие и не очень, зеленые, голубые, и чистых таких оттенков, как ландыши на опушке.
Лежит под пододеялом Наспинное плоскогорье, на юге обрывы Плечи, на севере только горы, не вспомню сейчас названья, да, впрочем, оно не важно.
И жить бы в пододеяле, тереться щекой о сосны, прищуриваться на солнце, считать вечерами звезды и ландыши на опушке - все здорово так, но все же…
Пустынно в пододеяле - олени, конечно, дело, но все же не любят кофе, а я ненавижу ягель (мне кажется, он безвкусный), и я их не понимаю.
Алисы гоняют зайцев, и им без меня неплохо, нескучно, их время ходит и с толком и с расстановкой акцентов по нужным точкам - с лопатки и до лопатки.
И я выхожу наружу, на свет из-под одеяла, и громко фырчу от пыли, пинаю ногой будильник, разбрызгиваю глазами остатки сосновых бликов. Ну здравствуйте. С добрым утром!
(с)Аля Кудряшова

***
А ты не знал, как наступает старость -
когда все стопки пахнут корвалолом,
когда совсем нельзя смеяться, чтобы
не спровоцировать тяжелый приступ кашля,
когда очки для близи и для дали,
одни затем, чтобы найти другие

а ты не думал, что вставная челюсть
еду лишает половины вкуса,
что пальцы опухают так, что кольца
в них кажутся вживлёнными навечно,
что засыпаешь посреди страницы,
боевика и даже разговора,
не помнишь слов "ремень" или "косынка",
когда берёшься объяснить, что ищешь

мы молодые гордые придурки.
счастливые лентяи и бретёры.
до первого серьёзного похмелья
нам остается года по четыре,
до первого инсульта двадцать восемь,
до первой смерти пятьдесят три года;

поэтому когда мы видим некий
"сердечный сбор" у матери на полке
мы да, преисполняемся презренья
(ещё скажи - трястись из-за сберкнижки,
скупать сканворды
и молитвословы)

когда мы тоже не подохнем в тридцать -
на ста восьмидесяти вместе с мотоциклом
влетая в фуру, что уходит юзом, -
напомни мне тогда о корвалоле,
об овестине и ноотропиле,
очки для дали - в бардачке машины.
для близи - у тебя на голове.(с)Полозкова

***
МОЛИТВА О ВОЗВРАЩЕНЬЕ
Семимиллионный город не станет меньше,
если один человек из него уехал.
Но вот один человек из него уехал,
и город огромный вымер и опустел.
И вот я иду по этой пустой пустыне,
куда я иду, зачем я иду, не знаю,
который уж день вокруг никого не вижу,
и только песок скрипит на моих зубах.
Прости, о семимиллионный великий город,
о семь миллионов добрых моих сограждан,
но я не могу без этого человека,
и мне никого не надо, кроме него.
  Любимая, мой ребенок, моя невеста,
  мой праздник, мое мученье, мой грешный ангел,
молю тебя, как о милости, - возвращайся,
я больше ни дня не вынесу без тебя!
(О Господи, сделай так, чтоб она вернулась,
  о Господи, сделай так, чтоб она вернулась,
о Господи, сделай так, чтоб она вернулась,
ну, что тебе стоит, Господи, сделать так!)
  И вот я стою один посреди пустыни,
стотысячный раз повторяя, как заклинанье,
то имя, которое сам я тебе придумал,
единственное, известное только мне.
  Дитя мое, моя мука, мое спасенье,
мой вымысел, наважденье, фата-моргана,
синичка в бездонном небе моей пустыни,
молю тебя, как о милости, - возвратись!
(О Господи, сделай так, чтоб она вернулась,
  о Господи, сделай так, чтоб она вернулась,
о Господи, сделай так, чтоб она вернулась,
ну, что тебе стоит. Господи, сделать так!)
И вот на песке стою, преклонив колена,
стотысячный раз повторяя свою молитву,
  и чувствую -мой рассудок уже мутится,
и речь моя все невнятнее и темней.
Любимая, мой ребенок, моя невеста
(но я не могу без этого человека),
мой праздник, мое мученье,мой грешный ангел
(но мне никого не надо, кроме него),
мой вымысел, наважденье, фата-моргана
(о Господи, сделай так, чтоб она вернулась),
синичка в бездонном небе моей пустыни
  (ну что тебе стоит, Господи, сделать так)!
()Юрий Левитанский

SnowOwl, тут как-то кроме Окуджавы  все не оченьзто известные. в первом посте написано,что надо известных:)

Евтушенко. он прекрасен весь.

С. Преображенскому

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.

А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.

У каждого — свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.

И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.

ulloi2011 написал(а):

в первом посте написано,что надо известных:)

Да я хотел лишь сказать, что не собственного или соседского сочинения.

Я вновь подниму эту тему.Здравствуйте господа первокурсники, а так же те, кто не отметился в этой теме:) Ваши любимые стихи, не Вашего сочинения:)

Исправлено sanek123 (08.09.11 02:34)

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим "ты",
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.

Б. Окуджава

Давайте восклицать,                 
Друг другом восхищаться.       
Высокопарных слов
Не стоит опасаться.

Давайте говорить
Друг другу комплементы.
Ведь это все любви-
Счастливые моменты.

Давайте горевать
И плакать откровенно
То вместе, то поврозь,
А то попеременно.

Не нужно придавать
Значения злословью,
Посколько грусть всегда
Соседствует с любовью.

Давайте понимать
Друг друга с полу-слова.
Чтоб ошибившись раз,
Не ошибаться снова.

Давайте жить во всем
Друг другу потакая.
Тем более что жизнь
Короткая такая...

Исправлено Mr_Smith (24.09.11 15:28)

Dunmer, сейчас норм? или где-то ошибку сделал?

Вечер приходит даже к слепым.
И к бессмертным приходит смерть.
Дар умирать дарован одним,
Другим – лишь дар умереть...

У камина

Наплывала тень… Догорал камин,
Руки на груди, он стоял один,

Неподвижный взор устремляя вдаль,
Горько говоря про свою печаль:

«Я пробрался вглубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шел мой караван;

«Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города,

«И не раз из них в тишине ночной
В лагерь долетал непонятный вой.

«Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам подходили львы.

«Но трусливых душ не было меж нас,
Мы стреляли в них, целясь между глаз.

«Древний я отрыл храм из под песка,
Именем моим названа река,

«И в стране озер пять больших племен
Слушались меня, чтили мой закон.

«Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна;

«Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь в четырех стенах;

«Даже блеск ружья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны…»

И, таяв глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.

Н. Гумилёв

учил ещё в школе, а помню как сегодня письмо от матери - С. Есенин:

          Чего же мне
          Еще теперь придумать,
          О чем теперь
          Еще мне написать?
          Передо мной
          На столике угрюмом
          Лежит письмо,
          Что мне прислала мать.

          Она мне пишет:
          "Если можешь ты,
          То приезжай, голубчик,
          К нам на святки.
          Купи мне шаль,
          Отцу купи порты,
          У нас в дому
          Большие недостатки.
          Мне страх не нравится,
          Что ты поэт,
          Что ты сдружился
          С славою плохою.
          Гораздо лучше б
          С малых лет
          Ходил ты в поле за сохою.

          Стара я стала
          И совсем плоха,
          Но если б дома
          Был ты изначала,
          То у меня
          Была б теперь сноха
          И на ноге
          Внучонка я качала.

          Но ты детей
          По свету растерял,
          Свою жену
          Легко отдал другому,
          И без семьи, без дружбы,
          Без причал
          Ты с головой
          Ушел в кабацкий омут.

          Любимый сын мой,
          Что с тобой?
          Ты был так кроток,
          Был так смиренен.
          И говорил все наперебой:
          Какой счастливый
          Александр Есенин!

          В тебе надежды наши
          Не сбылись,
          И на душе
          С того больней и горше,
          Что у отца
          Была напрасной мысль,
          Чтоб за стихи
          Ты денег брал побольше.

          Хоть сколько б ты
          Ни брал,
          Ты не пошлешь их в дом,
          И потому так горько
          Речи льются,
          Что знаю я
          На опыте твоем:
          Поэтам деньги не даются.

          Мне страх не нравится,
          Что ты поэт,
          Что ты сдружился
          С славою плохою.
          Гораздо лучше б
          С малых лет
          Ходил ты в поле за сохою.

          Теперь сплошная грусть,
          Живем мы, как во тьме.
          У нас нет лошади.
          Но если б был ты в доме,
          То было б все,
          И при твоем уме -
          Пост председателя
          В волисполкоме.
          Тогда б жилось смелей,
          Никто б нас не тянул,
          И ты б не знал
          Ненужную усталость,
          Я б заставляла
          Прясть
          Твою жену,
          А ты, как сын,
          Покоил нашу старость".
          . . . . . . . . . . . . . .
          Я комкаю письмо,
          Я погружаюсь в жуть.
          Ужель нет выхода
          В моем пути заветном?
          Но все, что думаю,
          Я после расскажу.
          Я расскажу
          В письме ответном...

Исправлено цЫнк (11.09.12 16:58)