Разбойник. Ранние годы

"Робин Гуд" Ридли Скотта, открывающий в этом году Каннский кинофестиваль, рассказывает предысторию знаменитого разбойника, которая и привела того в Шервудский лес.

   Король Ричард Львиное Сердце возвращается из Крестового похода через Францию, подкармливаясь грабежами местных замков. Один из таких налетов оказался для короля фатальным — получив стрелу, монарх отдал концы, освободив таким образом лучника своей армии Робина Лонгстрайта (Рассел Кроу) и его друзей от всех обязательств, и приятели дезертируют в сторону дома, гадая — как бы им пересечь Ла-Манш. Тут очень кстати приходится заговор французского короля, не ведающего о смерти Ричарда — стычка в лесу между предателями Англии, отрядом рыцарей, везущих домой корону почившего государя и дезертирами Робина приводит к тому, что Робин возвращается домой с ричардовой короной и в обличье рыцаря, присвоив себе титул ноттингемского барона Робина Локсли, павшего в бою. Отец настоящего Локсли (Макс фон Зюдов) признает самозванца — времена смутные, мужчина в доме не помешает. То же придется сделать и вдове (Кейт Бланшетт). То же придется сделать Англии, когда, ведомые предателями, подойдут корабли французского флота вторжения.
   Слыша первую за фильм шутку ("- Ваш муж был могучим. — Не особенно. Но нежным. — Хм... я имел ввиду могучим воином. — А.... Да! Воином... Конечно! Могучим воином") почти подпрыгиваешь в кресле от испуга. Ридли Скотт так последовательно отказывается от всего человеческого, что даже юмор начинает нервировать — как будто пошутило безоткатное орудие. По счастью, шуток в фильме мало и Скотт движется по широкому проспекту биографии Робина Гуда с неотвратимостью и величественностью танкового парада. Если чрезмерность, скажем, Эммериха, говорит о почти апокалиптической раздражительности, а чрезмерность Михалкова — об апокалиптическом же тщеславии, то два часа тридцать минут "Робина Гуда" — лишь о достойном восхищения, сосредоточенном и бескорыстном желании сделать вот такую вот громадную штуковину, с полноразмерным штурмом крепостей, морским десантом и подробной рутиной жития героя. Кажется, из подобных чувств люди ставят рекорды для "Гиннеса".
   Надо признать, что все у него получилось и ничего не остается, как стоять на обочине и приветственно махать флажком. Каждый тут — неприступная Бланшетт, фон Зюдов декаденствующий злодей-предатель Макс Стронг и охочие до устриц французы — истовый пролетариат, кующий скоттову броню. И даже когда дети-беспризорники верхом на пони бросаются разить оккупантов, испытываешь не естественное в подобных обстоятельствах чувство неловкости, а уважение — все для фронта, все для победы.
   Эта сосредоточенная оголтелость Ридли Скотта, заставляющая его упрямо преодолевать банальность — размером, останется, вероятно, одной из важных киноведческих загадок нулевых. Такое чувство, что он настойчиво пытается нам что-то этим сказать, смиренно отказавшись от авторского взгляда и приняв стомиллионные бюджеты как своего рода епитимью. Кажется, из этих же чувств он позволил переработать оригинальный сценарий, в котором шериф Ноттингемский был другом короля Ричарда и вообще большой умницей и хорошим следователем, кем-то вроде Джонни Деппа из "Сонной лощины", а Робин — напротив, фигурой довольно неоднозначной.
    Ответить не рискнем — может быть, личное и авторское кажется Ридли Скотту уже слишком мелким. Но странно понимать, что уже через час невозможно вспомнить ни единой сцены из фильма, на котором отлично провел больше двух часов.

Кирилл Андреев
film.ru