окончательный вариант.

Навалив мне за шиворот тишину снега,
декабрьское утро вознесло в вышину неба
торопливый гудок из близлежащей рощи
как последний вздох утомленной ночи.
Погребенная под сугробами, в белые флаги
обличенная, жизнь выдает зубами форшлаги.
Стуча ими, ищет потеплее берлогу.
Мы плетемся сзади, след в след. Нога в ногу.
Не сверяясь с часами, солнце преклоняет колено
пред луной раньше срока. Туловищем Диогена
вытеснена пустота двенадцатимесячной бочки.
вьюга машет деревьями страннику-одиночке.
То есть мне, бродящему от одной остановки к другой,
Бродящему как настойка, пахнущая сырой
Явью. И, как следствие моей близорукости, каждый шаг
при другом масштабе порождает собой зигзаг.
Я топчусь на месте, и впрочем иные места
иногда способны размыкать даже рыб уста.
А может бросить все к свиньям и рвануть на
юг или запад, но только везде страна
окружает, и попытки порвать ее меха
обычно заканчиваются метаморфозой «рыба - уха»
Я стою на остановке и мерзну, жду когда мой
подойдет автобус. Ставши глухонемой,
защищаю мысли от миропорядка вещей,
по затычке в ухе, хлебаю музыкальных щей.
Но моя свобода есть лишь изоляция от
общего равновесия среди чьих-то других свобод.
И время покажет, что каждая из плацент,
связывающих нас друг с другом есть процент
слабого взаимодействия противоположных полов,
а количество телодвижений перерастает в качество слов.
Что ж.… Тогда, что жалеть голосовых связок! -
Все равно речь спонтанна, да и сам голос вязок.
Избегать нынче фальши произнесенных нот
ни к чему, пока есть в наличии кислород.
И не в ширь, но в высь обречена расти трава,
так и те, непроизнесенные пока слова
имеют свойство возвышаться, входя во вкус,
передаются не через блютус, но пока из уст.
В этом есть свои плюсы и минусы, и лишь пока
речь и все расшифровки ее затейливой ДНК
заставляют воплями новорожденного напрягать слух
очень чутких к чужому горю старух-повитух,
мне пристанет в конце года ждать старика
увеличившего число Снегурок до двух.