Во время своей поездки в Илиум и за Илиум – она заняла примерно две недели, включая рождество, – я разрешил неимущему поэту по имени Шерман Кребс бесплатно пожить в моей нью-йоркской квартире.

Кребс был бородатый малый, белобрысый иисусик с глазами спаниеля. Я с ним близко знаком не был. Встретились мы на коктейле у знакомых, и он представился как председатель Национального комитета поэтов и художников в защиту немедленной ядерной войны. Он попросил убежища, не обязательно бомбоубежища, и я случайно смог ему помочь.

Когда я вернулся в свою квартиру, я увидел, что в моей квартире эти нигилисты устроили форменный дебош. Кребс выехал, но перед уходом он нагнал счет на триста долларов за междугородные переговоры, прожег в пяти местах мой диван, убил мою кошку, загубил мое любимое деревце и сорвал дверцу с аптечки.

На желтом линолеуме моей кухни он написал чем-то, что оказалось экскрементами, такой стишок:

   Кухня что надо,
   Но душа нe рада
   Без
   Му-со-ро-про-вода.

И еще одно послание было начертано губной помадой прямо на обоях над моей кроватью. Оно гласило:

«Нет и нет, нет, нет, говорит цыпа-дрипа!»

А на шее убитой кошки висела табличка. На ней стояло: «Мяу!»

Кребса я с тех пор не встречал И все же я чувствую, что и oн входит в мой карасс. А если так, то он служил ранг-рангом. А ранг-ранг, по учению Боконона, – это человек, который отваживает других людей от определенного образа мыслей тем, что примером своей собственной ранг-ранговойжизни доводит этот образ мыслей до абсурда.

Быть может, я уже отчасти был склонен считать, что в предзнаменованиях не стоит искать смысла, и склонен сделать вывод, что вообще все на свете – бессмыслица. Но когда я увидел, что наделал, у меня нигилист Кребс, особенно то, что он сделал с моей чудной кошкой, всякий нигилизм мне опротивел.

Какие-то силы не пожелали, чтобы я стал нигилистом. И миссия Кребса, знал он это или нет, была в том, чтобы разочаровать меня в этой философии. Молодец, мистер Кребс, молодец.

нон грат написал(а):

он представился как председатель Национального комитета поэтов и художников в защиту немедленной ядерной войны. Он попросил убежища

блять, я бы такого мудака сразу уебал. при первой же встрече он выставляет себя как сторонник всеобщей гибели и одновременно порсит убежища, поганая лживая противоречивая сука. и тот кто связывается с такими нулями неминуемо заплатит, так или иначе.
у таких нигилистов в голове действительно абсурд, хаос из которого маломальски сложная структура сформируется через тысячи лет в результате лишь сильнейших потрясений. 

Ох, каин. Мне стоило сократить еще больше, чтобы художественные детали суть не заслоняли.

нон грат написал(а):

я случайно смог ему помочь.

Когда я вернулся в свою квартиру, я увидел, что в моей квартире эти нигилисты устроили форменный дебош. Кребс выехал, но перед уходом он нагнал счет на триста долларов за междугородные переговоры, прожег в пяти местах мой диван, убил мою кошку, загубил мое любимое деревце и сорвал дверцу с аптечки.

На желтом линолеуме моей кухни он написал чем-то, что оказалось экскрементами, такой стишок:

   Кухня что надо,
   Но душа нe рада
   Без
   Му-со-ро-про-вода.

И еще одно послание было начертано губной помадой прямо на обоях над моей кроватью. Оно гласило:

«Нет и нет, нет, нет, говорит цыпа-дрипа!»

А на шее убитой кошки висела табличка. На ней стояло: «Мяу!»

Кребса я с тех пор не встречал И все же я чувствую, что и oн входит в мой карасс. А если так, то он служил ранг-рангом. А ранг-ранг, по учению Боконона, – это человек, который отваживает других людей от определенного образа мыслей тем, что примером своей собственной ранг-ранговойжизни доводит этот образ мыслей до абсурда.

Быть может, я уже отчасти был склонен считать, что в предзнаменованиях не стоит искать смысла, и склонен сделать вывод, что вообще все на свете – бессмыслица. Но когда я увидел, что наделал, у меня нигилист Кребс, особенно то, что он сделал с моей чудной кошкой, всякий нигилизм мне опротивел.

Какие-то силы не пожелали, чтобы я стал нигилистом. И миссия Кребса, знал он это или нет, была в том, чтобы разочаровать меня в этой философии. Молодец, мистер Кребс, молодец.

У каждого ведь бывало наверняка в жизни такое, что склоняясь, или симпатизируя (подспудно даже может быть)  образу жизни, течению или субкультуре или еще чему узнавал вдруг малоприятное и отталкивающее что-то, - от конкретных, или по конкретным представителям, и всё, простите-прощайте. Парнишка, например один, угодил под призыв, и не знал еще, хочет он в армию или нет, но как увидел как жалко вели себя там отмазывающиеся, что отказался тут же от всякой мысли мазаться, и решил что лучше уж в армию сходить.

Вот же, пожалуйста, новый кусочек Курта, его я посвящаю США в их современном положении дел:

Это  доктор Карло ди  Санца, юрист,
Неаполитанский   университет   ему   степень   присвоил.   Он    в   Америке
натурализовался, получил гражданство, а теперь  вот второй уже срок отбывает
по  делу,  называющемуся "план Понци", - они почту  по-хитрому использовали.
Жуткий патриот этот ди Санца, скажу я вам.
     - Ну что, домой? - интересуется.
     - Домой.
     - Ты,  - говорит, - одно всегда  помни.  Как  бы эта страна с тобой  ни
обошлась, все равно она самая великая в мире. Усвоил?
     - Так точно, сэр, усвоил.
     - А дурак же ты был, что с коммунистами связался.
     - Так то давно было.
     - Если коммунисты у власти, никаких дел не сделаешь. А что за интерес в
такой стране жить, где дела сделать нельзя?
     - Ошибки молодости, сэр, - оправдываюсь я.
     - Я вот в  Америке  два раза миллионером становился,  -  хвастает, -  и
опять стану.
     -  Обязательно  станете! - Я  в самом деле так думал. А как иначе, он в
третий  раз  свой  план  Понци  запустит,  опять  сумеет  соблазнить дураков
огромными прибылями,  если  они ему  денежки свои  доверят. Эти денежки, как прежде, он пустит на покупку особняков, роллс-ройсов, яхт  и тому подобного, из них  же и  прибыль  кое-кому выплатит,  как  было  обещано. Тут  к  нему,
прослышав, какие он  проценты дает раздувшимся  от  самодовольства клиентам,
народ повалит толпами, а значит, деньги рекой потекут, будет из чего платить
проценты тем, кто раньше записался, - ну и так далее.
     Теперь-то   я   думаю,  что  сила  доктора  ди  Санца  главным  образом
проистекала  из его непроходимой  глупости. Удивительно легко ему  удавалось
морочить своим клиентам голову,  а все оттого что, несмотря на  два тюремных
срока,  никак  до  него  не  доходило,  почему  его  план  Понци  непременно
заканчивается катастрофами для участников.
     - Я вот  многих богатыми сделал,  счастливыми, - хвалится он. - О  себе
можешь такое сказать?
     - Нет, сэр, - говорю, - пока не могу. Но попробовать никогда не поздно.
     Теперь-то я, хоть  в  экономике не  больно разбираюсь,  все же никак не
отделаюсь  от   подозрения,   что   любое  правительство,  которое   успешно
справляется со своими делами, - тот же самый план Понци, а по-другому просто
быть  не  может. Оно  знай  себе  одалживает  да  одалживает,  и  не  думая
возвращать. А  иначе  как мне  объяснить  моим внукам-полиглотам, что собою
представляли Соединенные Штаты в  тридцатые  годы, когда политикам и  людям,
которые  всем крутили, не удавалось  так  сделать, чтобы народ хоть на самое
необходимое зарабатывал, на продукты там, одежку, на топливо к зиме. Башмаки
тогда купить, это ж какая была проблема!
    И вдруг смотрите, пожалуйста: те, кто еще вчера были нищими, сидят себе
в  офицерских  клубах,  выряжены  с  иголочки  и филе с  грибами заказывают,
запивая  шампанским. А  другие  недавние  бедняки  в  столовых для  рядового
состава  сидят,  но  тоже  одеты, обуты, гамбургеры  уписывают и запивают их
пивом.  Этот  вот  два  года  назад  голову  себе  ломал,  как  бы  залатать
изорвавшиеся подошвы,  а теперь  джип  водит  или  грузовик, а  то, глядишь,
самолет, катер там какой-нибудь, и всего у него вдоволь: бензина, снаряжения
всякого. Очки ему выдали, зубы вставили,  если требовалось, и никакие больше
несчастья ему  не страшны - он  от них застрахован. И где бы ни находился он
на планете, уж будьте уверены, в День благодарения, в Рождество будет у него
к столу горячая индейка под клюквенным соусом, придумают, как доставить.
     Что же случилось?
     А ничего другого и случиться не могло, просто план Понци заработал.

я, братец, к тому и написал, что герой рассказа мог сразу догадаться что перед ним ноль, и не ставить опытов на себе.

ну и я бы добавил что по отдельной личности о течениях и субкультурах не стал бы судить, отдельная личность всегда больше из пороков состоит чем из достоинств. надо смотреть какие общие изменения у многих делаются под действием субкультуры. исключение наверное составляет основатель субкультуры или течения или чего бы то ни было . 

Kain написал(а):

у и я бы добавил что по отдельной личности о течениях и субкультурах не стал бы судить, отдельная личность всегда больше из пороков состоит чем из достоинств. надо смотреть какие общие изменения у многих делаются под действием субкультуры. исключение наверное составляет основатель субкультуры или течения или чего бы то ни было .

тут ты прав, в целом. в частном же порядке, как правильно написал автор, может хватить и одной встречи

Kain написал(а):

у таинственно добавить что по Фрейду наверное вообще не бывает лишних "художественных деталей" у настоящего человека искусства. любая часть произведения очень важна, даже если автору сказали что заплатят только если он ещё два листа напишет и он сидит и выдавливает из себя описание природы, даже в этом случае глубокая личность выдавит такое описание по которому тонкий аналитик может совершенно точно рассказать о текущих событиях в книге, у настоящего художника все детали не просто так.

Не менее таинственно скажу, что на Фрейда у меня отлита ВООООТ такенная пуля, осталось запостить.

Пока же могу предложить такую схему:
Автор не бессознательно, а сознательно и тщательнейшим при том образом выписывает сюжет, героев, их мысли, поступки, атмосферу, пейзажи, зарисовки, педантично обрисовывая образ за образом, а аналитек ему потом начисляет - педофил, изнасилован отцом, и сам только и мечтает изнасиловать мать.