Мы стояли на плоскости
Ленина с переменным
количеством жидкости,
помогая стенам
умываться снаружи.
Так было в начале
лета. Вплоть до самой стужи.
Так мы существовали.

Пили среди художниц.
Были всю ночь в дороге.
Вместо иных заложниц
попадали в чертоги.
Свет из ничейной кухни
ночью, когда на брюхе
спишь, пробуждал некстати.
Жестко спать без кровати.

Ты укрывала святые
мощи колючим пледом.
Я, подавив иные
мысли, за обедом
ублажал себя супом.
Что, если честно, редкость.
Подснежник, представший трупом,
как бы расплата за резвость.

В этом, наверно, что-то
есть. Речь идет о песне
Нила Янга. Одна Янка
лет назад двести
выражалась схоже,
но о других музыкантах,
будучи помоложе
Вашего в плане рожи.

Северная столица,
как элемент свободы,
это другие лица
в наши с тобою годы.
Незнакомые звуки.
Шутовские наряды.
Незнакомые люди,
но знакомые взгляды.

Город, иначе, грифель
на вещевой бумаге,
стал автостопным мифом,
деревом для собаки.
Нимфы, покинув нишу,
скачут во тьме галопом.
Если я их увижу,
тоже займусь автостопом.

Город, вечерний профиль
чей перерезан Обью,
жаждет невинной крови
или ее подобья.
Значит, пойдем, пройдемся
где-нибудь вдоль Богдашки.
Сядем в многоэтажке
и темноты дождемся.

Почерком рукописным
я вывожу зигзаги,
Снег, даже самый чистый,
Все ж не чета бумаге.
Что бы сказать в итоге?
Что бы сказать в финале,
если еще сороки
все Вам не растрепали?

Может сходить в театр?
Смастерить икебану?
Посетить альма-матер?
Обратиться к Корану?
Стать бродячим поэтом,
Циркачом, менестрелем?
Но скоро наступит лето,
И мы превратимся в зелень.

Исправлено цЫнк (09.10.09 15:11)