Десять лет назад, 16 июня 1996 года, в независимой России впервые выбирали президента. Впервые — потому, что 12 июня 1991 года Борис Ельцин избирался еще президентом РСФСР — административно-территориального образования в составе СССР, ставшего независимым государством лишь в декабре того же года.
       «В России две новости: хорошая и плохая, — скажет тогда Збигнев Бжезинский. — Хорошая — не избран Зюганов. Плохая — избран Ельцин».
       
       «Победой страха над совестью» были тогда же названы эти выборы, где только искусно раздутый страх перед «коммунистическим реваншем» помог Ельцину сохранить власть.
       Президент, отягощенный грузом тяжелейших ошибок — начиная с «шоковых реформ» и разгона парламента и заканчивая «залоговыми аукционами» и войной в Чечне, — все же был переизбран, победив 3 июля во втором туре выборов лидера коммунистов Геннадия Зюганова.
       Одни назвали это последним гвоздем в крышку коммунистического гроба, громко радуясь победе демократии и продолжению реформ.
       Другие заявляли, что если кто и победил, то отнюдь не демократия: только нечестная игра помогла Ельцину сохранить власть, а в честной борьбе он бы неминуемо проиграл.
       Можно долго гадать, что было бы в случае победы Зюганова и оправдались бы или нет «ужастики», которые распространяла на сей счет ельцинская команда. Далеко не факт, впрочем, что в этом случае мы бы получили все то, что получили в результате победы Ельцина: дефолт, девальвацию рубля, пять правительств за полтора года, вторую войну в Чечне и операцию «Наследник».
       Но речь не о том, «что было бы, если».
       Речь о том, что именно после этих выборов граждане России убедились, что сменить власть в стране демократическим путем им не позволят. А власть, в свою очередь, убедилась в том, что может не позволить себя сменить.
       Мы не можем изменить это прошлое. Но мы обязаны о нем помнить, чтобы не допустить его повторения.
       
       Тур первый. В тисках «биполярного мифа»
       Еще за полгода до выборов шансы Бориса Ельцина на переизбрание оценивались как минимальные. Социологи давали ему около двух процентов поддержки, а на только что завершившихся парламентских выборах (заметим, достаточно честных) большинство в Думе получили коммунисты и аграрии. Из президентской «группы поддержки» прошли только «Наш дом — Россия» и ЛДПР, а «Демократический выбор России» не смог преодолеть 5-процентный барьер. С учетом того, что в Думе оказалось еще и оппозиционное президенту «ЯБЛОКО», дела Бориса Николаевича представлялись совсем плохими.
       И тогда решили пойти на невиданное (по тем масштабам; впоследствии это стало нормой) нарушение избирательного законодательства.
       Закон запрещал президенту использовать свое служебное положение в целях переизбрания — но на протяжении всей предвыборной кампании Борис Ельцин только этим и занимался: раздавал бюджетные средства на различные благие цели (иногда соответствующие указы демонстративно подписывались прямо на трапе самолета), повелевал отменить с 2000 года всеобщую воинскую повинность, поддерживал сельское хозяйство и промышленность, пенсионеров и молодежь, СМИ и малый бизнес… Ни один из его конкурентов, понятное дело, такими возможностями не располагал.
       Закон запрещал чиновникам всех уровней участвовать в предвыборной агитации — но вся «исполнительная вертикаль», включая премьера Черномырдина и членов его кабинета, совершенно не стесняясь, работала на действующего президента. В строго обязательном порядке в каждом регионе были созданы «штабы по поддержке Ельцина» во главе с губернаторами, которые открыто заявляли, что их задача — обеспечить переизбрание Ельцина.
       Закон устанавливал «информационное равенство» кандидатов в президенты — но на протяжении четырех месяцев, с февраля по июнь 1996 года, большинство федеральных СМИ превратились в отделы избирательного штаба Ельцина. Федеральные телеканалы, не обращая внимания на такие мелочи, как закон о выборах, агитировали за президента, а популярные телеведущие не стеснялись признаваться, что «не могут себе позволить быть объективными, потому что тогда выиграет Зюганов». После выборов, заметим, они, может быть, и хотели бы вернуться к объективности, но было поздно: этого уже не позволили именно те, кого они помогли сохранить у власти и кто четко понял, что именно телевидение является важнейшим из всех предвыборных искусств. Именно потому эти выборы стали началом конца независимости российских СМИ, вписав одну из самых черных страниц в их историю…
       В общем, если бы выборы проводились по закону, соблюдение которого контролировали бы объективный Центризбирком и независимая прокуратура, Борис Ельцин не то что не вышел бы во второй тур, а был бы снят с дистанции задолго до первого. Но оба указанных органа вели себя не как арбитры избирательного «матча», а как дополнительные игроки одной из команд и вместе с ельцинским штабом дружно работали на общее дело.
       Именно тогда, заметим, были заложены основы той «избирательной машины», которая затем развернулась во всю мощь. Ее создавали для того, чтобы не пропустить к власти коммунистическую оппозицию, но очень скоро выяснилось, что она прекрасно годится для того, чтобы не пропустить к власти любую оппозицию независимо от ее «окраски»…
       А как же те, кого принято было называть демократической общественностью и кто должен бить во все колокола, бичуя творимое властью беззаконие? Ничего подобного: они взирали на происходящее с чувством глубокого удовлетворения. Подавляющее большинство из тех, кто считался тогда властителями дум, полагали, что цель оправдывает средства и ради поражения коммунистов можно, слегка поморщившись, закрыть глаза на любые нарушения закона. А кое-кто даже заявлял, что надо и вовсе не признавать результатов выборов, если их выиграет Зюганов: в этом случае Ельцин-де обязан «во имя демократии» не отдавать власть…
       Все описанное дало свои плоды — рейтинг президента начал расти. Тем не менее ему было еще далеко до рейтинга Зюганова, который заранее мог считать себя одним из финалистов предвыборной гонки. К тому же на электоральном поле имелись и другие конкуренты — Михаил Горбачев, Григорий Явлинский, Святослав Федоров, Александр Лебедь, представлявшие собой некоммунистическую оппозицию Ельцину.
       Когда трое последних начали вести переговоры об объединении усилий, в Кремле поняли, что тщательно задуманный план по выводу Ельцина во второй тур может рухнуть. И тогда в сознание граждан начали внедрять основанную на страхе «биполярную модель».
       Смысл ее был прост: «подать» первый тур выборов как второй. Голосовать не «за», а «против». Сжать предвыборное пространство до одномерного. Либо вперед — либо назад. Либо сохранение нынешнего курса — либо очереди и дефицит, цензура и ГУЛАГ. Либо реформы с Ельциным — либо реставрация с Зюгановым. Прочих же кандидатов в лучшем случае вообще не существует, а в худшем случае они являются пособниками коммунистов, потому что отнимают у Ельцина так нужные ему голоса.
       На пропагандистское обеспечение этой модели были брошены все силы. «Каждый голос, отнятый у Ельцина, уходит к Зюганову!» — ежедневно заклинали с телеэкранов. «Третья сила» была замкнута в кольцо информационной блокады, с эфира снимались уже подготовленные передачи с участием Явлинского, Лебедя и Федорова, а Чубайс и Немцов уверяли общественность, что голосовать за Явлинского — все равно что выбросить бюллетень в урну. Все это происходило на фоне непрерывно идущего сериала «Голосуй сердцем» и скандирования мастеров культуры «Ельцин — наш президент!». Конечно же, совершенно бескорыстного — гражданская позиция, понимаешь…
       И отдельный разговор — о позиции «Демократического выбора России». Еще в феврале 1996 года в «Демвыборе» уверяли, что не поддержат Ельцина ни при каких обстоятельствах, и выставляли Явлинскому условия, при которых его могли поддержать на выборах. Почти все условия были приняты — и тем не менее через три месяца съезд «Демвыбора» уверенно поддержал Ельцина.
       Егор Гайдар тогда заявит, что «если в результате разделения демократических голосов Ельцин пройдет во второй тур ослабленным, начнется массовое бегство представителей региональных элит в лагерь Зюганова»; Сергей Филатов — что «третья сила создает раскол в демократическом обществе», и так далее. Правда, будут и другие мнения.
       «Давайте называть вещи своими именами, — скажет Сергей Ковалев. — Мы сейчас ответственно принимаем решение поддержать лжеца и убийцу. Ну пускай вынужденного убийцу, пускай не очень успешного лжеца. Мы аккуратно говорим об ошибках, которые надлежит прощать ради политической целесообразности. И прощаем. Но ведь ошибки-то состоят в убийствах! Ошибки-то состоят в прямой лжи! И каковы бы ни были сложные причины этих убийств и этой лжи, это стыдно называть ошибками. Вот это наша позиция, и за эту позицию нашей партии в будущем придется платить. Уверяю вас, нам придется платить чрезвычайно высокую цену…». «Ошибкой не только нравственной, но и тактической» назовет поддержку Ельцина Юлий Рыбаков, к нему присоединится Галина Старовойтова — но эту позицию разделит явное меньшинство. Сбылось презрительное «Куда они, понимаешь, денутся?», брошенное Ельциным задолго до съезда ДВР…
       Результат известен: 16 июня Борис Ельцин получил 33% голосов, на три процента опередил Зюганова и вместе с ним вышел во второй тур. Перед этим была проведена операция «Лебедь», которого «перекупил» Кремль, обещав ему, по словам Сергея Ковалева, третье место на выборах при условии отказа от соглашений с Явлинским и Федоровым. Генерал так и поступил, получив стремительную «раскрутку» в последние две недели перед вторым туром, и как результат — 15% голосов. После чего, как известно, перед вторым туром передал свои голоса Ельцину в обмен на пост секретаря Совета безопасности. Но это — уже следующая история.