очевидно, этот стих  - это реакция, ответ Рейна на  стихотворение "На смерть друга", приводимое мной когда-то ниже.
Итак, приступим.

*** *** ***

На железной скамейке, что в скверике
на Поварской,
на клеенчатой сумке в разгаре
московского лета
он лежал, привалившись откровенно
больной головой,
все еще не признавшей козырную масть
камуфлета.
Боже мой, неужели? Какая тут речь о кирзе,
белозубой змее и каких-то застежках
распада -
вот он сел на скамейке во всей погоревшей
красе
и, увидев меня, приосанился, как
для парада.
Что-то он бормотал: "Ипполит, Ипполит,
Ипполит" -
из античных ли штудий, а может
из собственных версий,
но все слышалось мне: "и болит, и болит,
и болит",
так он пальцем крутил, словно в мозг
добиваясь отверстий.
А ведь верно - ему услужали Эрот
и Гермес,
это он наводил многоумную тень
на экраны,
почему же его не спасает всемирный
прогресс,
с глаз долой отправляя куда-нибудь
в дальние страны?
А быть может, был прав этот заокеанский
поэт,
схоронивший его невзначай посреди
перевала...
Он остался на той половине дороги,
и нет
эпитафии лучше, хоть эта судьбу
переврала.