Осень понемногу отдавала свой цвет ветру. Яркие вихри огня, оранжевого пламени, которыми она щедрой рукой обсыпала деревья, гасли под резкими, настойчивыми порывами раздражительного, срывающегося на всех и всем, ветра, сворачивались, шипя, под мелким, но частым осенним дождем и падали гнить на асфальт, оставляя деревья черными обугленными остовами вспарывать низкую, серую гряду облаков.
Воздух пах преющей листвой и покоем. Передсмертным покоем. Это было честно. Осень вообще очень честная пора года.
Я понял это, пройдя мимо старого дома, за которым начиналась нужная мне тропинка, ведущая в парк. Он был старым, каким-то уже осевшим, с выщербленными временем кирпичными стенами. Судя по надвигающимся строительным площадкам, жить ему оставалось недолго. И он готовился к тому, что его ждало. Достойно и честно он мог это сделать только осенью. Не весной, когда ему непременно подкрасили бы фасад, стараясь спрятать морщины трещин и разломов. И когда он сверх всякой меры надушился бы кустами сирени, подобно стареющей бляди, пытаясь вернуть себе былую привлекательность. Нет. Именно сейчас. Именно вот так как сейчас. Один. А вокруг Время, и ласково, по доброму улыбающаяся ему смерть. По доброму? А просто нет уже места гневу. Осень, время мира и спокойствия. Того состояния, которое каждый из нас желал бы себе перед смертью. Правда, ведь? Ведь не зря говоря о смерти, мы говорим это слово – упокоение. Наверное, именно его я сейчас искал. Покоя. Упокоения. Покоя молчания после крика коротких трех слов. Да и не слов даже. Тех буковок на дисплее моего телефона, что свернувшись холодной, быстрой змеей понесли свой яд далеко-далеко от меня.
Миновав дом и пройдя по тропинке, я остановился на самом краю парка. Здесь всегда выгуливают собак и молодые мамы играют с детьми. Здесь было тихо и спокойно. Ведь Осень же.
Совсем рядом с тропинкой недавно проезжал тяжелый грузовик, и, пробуксовывая в осенней грязи, оставил относительно глубокую яму, заполнившуюся теперь дождевой водой. Я присел на корточки рядом с этой лужей. По поверхности воды плавал мелкий сор, видно было отражение полураздетых деревьев и серое, набухшее небо. В нее, в эту случайную лужу опрокинулась осень, и теперь я мог ее видеть. Как на старых, черно-белых фотографиях. Видеть отчетливее и полнее, чем на цветных, современных. Отчетливее, чем если смотрел бы сам, прямо. Странно, но иногда только так, исказив, мы наконец-то можем видеть по-настоящему. Я медленно погрузил руки в воду. И она тут же окрасилась красным. Стылая вода холодно поцеловала меня в ладони и кончики пальцев тут же отпустило. Боль, начавшая путь именно оттуда, свернулась и ушла. Почти вся она ввернулась глубоко-глубоко в грудь. Туда, где ей и положено быть.
Я сидел, опустив руки, и смотрел, как вода растворяет следы моего убийства. Убийства, которое было нужным. Казалось таковым. Которое было по-осеннему честным. Мои пальцы почти касались дна и в неровном дрожании воды я вновь видел, как они нажимают клавиши телефона, как набирают короткое и беспощадное смс.
«Это в Прошлом».